Личная песенка
Что же мы себя мучаем? Мы ведь жизнью научены… Разве мы расстаемся навек?
А ведь были же сладости В каждом горе и радости, Что когда-то делили с тобой. Все, что сердце заполнило, Мне сегодня напомнила Эта песня, пропетая мной.
Я всегда был с причудинкой, И тебе, моей худенькой, Я достаточно горя принес. Не одну сжег я ноченьку И тебя, мою доченьку, Доводил, обижая, до слез.
И, звеня погремушкою, Был я только игрушкою У жестокой судьбы на пути. Расплатились наличными И остались приличными, А теперь, если можешь, прости.
Все пройдет, все прокатиться. Вынь же новое платьице И надень к нему шапочку в тон. Мы возьмем нашу сучечку И друг друга под ручечку, И поедем в Буа де Булонь.
Будем снова веселыми, А за днями тяжелыми Только песня помчится, звеня. Разве ты не любимая? Разве ты не единая? Разве ты не жена у меня?
Александр Вертинский 1934 Париж
Любовнице
Замолчи, замолчи, умоляю, Я от слов твоих горьких устал. Никакого я счастья не знаю, Никакой я любви не встречал.
Не ломай свои тонкие руки. Надо жизнь до конца дотянуть. Я пою мои песни от скуки, Чтобы только совсем не заснуть.
Поищи себе лучше другого, И умней и сильнее меня, Чтоб ловил твое каждое слово, Чтоб любил тебя «жарче огня».
В этом странном, «веселом» Париже Невеселых гуляк и зевак Ты одна всех понятней и ближе, Мой любимый, единственный враг.
Скоро, скоро с далеким поклоном, Мою «русскую» грусть затая, За бродячим цыганским вагоном Я уйду в голубые края.
А потом как-нибудь за стеною Ты услышишь мой голос сквозь сон, И про нашу разлуку с тобою Равнодушно споет граммофон.
Любовь
Ты проходишь дальними дорогами В стороне от моего жилья. За морями, за долами, за порогами Где-то бродишь ты, Любовь моя.
И тебя, Невесту неневестную, Тщетно ждет усталая душа, То взлетая в высоту небесную, То влачась в пыли, едва дыша.
Эту жизнь, с печалью и тревогами Наших будней нищего былья, Ты обходишь дальними дорогами В стороне от нашего жилья.
Любовью болеют все на свете
Любовью болеют все на свете. Это вроде собачьей чумы. Ее так легко переносят дети И совсем не выносим мы.
Она нас спасает. Она нас поддерживает. Обещает нам счастье, маня. Но усталое сердце уже не выдерживает Температуры огня.
Потому что оно безнадежно замучено От самых простых вещей. К вечной казни и муке оно приучено, Но не может привыкнуть к ней.
Александр Вертинский 1950-е
Мадам, уже падают листья
На солнечном пляже в июне В своих голубых пижама Девчонка — звезда и шалунья — Она меня сводит с ума.
Под синий berceuse океана На желто-лимонном песке Настойчиво, нежно и рьяно Я ей напеваю в тоске:
«Мадам, уже песни пропеты! Мне нечего больше сказать! В такое волшебное лето Не надо так долго терзать!
Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в любовном огне! Когда же Вы скажете слово, Когда Вы придете ко мне?»
И, взглядом играя лукаво, Роняет она на ходу: «Вас слишком испортила слава. А впрочем… Вы ждите… приду!..»
Потом опустели террасы, И с пляжа кабинки свезли. И даже рыбачьи баркасы В далекое море ушли.
А птицы так грустно и нежно Прощались со мной на заре. И вот уж совсем безнадежно Я ей говорил в октябре:
«Мадам, уже падают листья, И осень в смертельном бреду! Уже виноградные кисти Желтеют в забытом саду!
Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в осеннем огне! Когда же Вы скажете слово? Когда Вы придете ко мне?!»
И, взгляд опуская устало, Шепнула она, как в бреду: «Я Вас слишком долго желала. Я к Вам… никогда не приду».
Александр Вертинский 1930 Цоппот, Данциг
Маленькие актрисы
Я знаю этих маленьких актрис, Настойчивых, лукавых и упорных, Фальшивых в жизни, ласковых в уборных, Где каждый вечер чей-то бенефис.
Они грустят, влюбленные напрасно В самих себя- Офелий и Джульетт. Они давно и глубоко несчастны, В такой взаимности, увы, успеха нет.
А рядом жизнь. Они не замечают, Что где-то есть и солнце, и любовь, Они в чужом успехе умирают И, умирая, воскресают вновь.
От ревности, от этой жгучей боли Они стареют раз и навсегда И по ночам оплакивают роли, Которых не играли никогда.
Я узнаю их по заметной дрожи Горячих рук, по блеску жадных глаз, Их разговор напоминает тоже Каких-то пьес знакомый пересказ.
Трагически бесплодны их усилия, Но, твердо веря, что дождутся дня, Как бабочки, они сжигают крылья На холоде бенгальского огня.
И, вынося привычные подносы, Глубоко затаив тоску и гнев, Они уже не задают вопросов И только в горничных играют королев.
Александр Вертинский 1945
Маленький креольчик
Вере Холодной Ах, где же Вы, мой маленький креольчик, Мой смуглый принц с Антильских островов, Мой маленький китайский колокольчик, Капризный, как дитя, как песенка без слов?
Такой беспомощный, как дикий одуванчик, Такой изысканный, изящный и простой, Как пуст без Вас мой старый балаганчик, Как бледен Ваш Пьеро, как плачет он порой!
Куда же Вы ушли, мой маленький креольчик, Мой смуглый принц с Антильских островов, Мой маленький китайский колокольчик, Капризный, как дитя, как песенка без слов?..
Александр Вертинский 1916 Москва
Малиновка
Малиновка моя, не улетай! Зачем тебе Алжир, зачем Китай? Каких ты хочешь мук? Какой ты ищешь рай? Малиновка моя, не улетай!
Не покидай меня и не зови с собой, Не оставляй меня наедине с судьбой, Чтоб вечно петь и петь, кричать в сердца людей И укрощать зверей!
Твоя судьба — звенеть и вить свое гнездо. Я ж обречен лететь упавшею звездой, Полнеба озарив, погаснуть без следа, Как луч на дне пруда.
И как сказать тебе, мой светлый Май, Что ты последний сон, последний рай, Что мне не пережить холодного «прощай»… Малиновка моя, не улетай!
Александр Вертинский 1935
Марлен
Вас не трудно полюбить, Нужно только храбрым быть, Все сносить, не рваться в бой И не плакать над судьбой, Ой-ой-ой-ю!
Надо розы приносить И всегда влюбленным быть, Не грустить, не ревновать, Улыбаться и вздыхать.
Надо Вас боготворить, Ваши фильмы вслух хвалить И смотреть по двадцать раз, Как актер целует Вас, Прижимая невзначай… Гуд-бай!
Все журналы покупать, Все портреты вырезать, Все, что пишется о Вас, Наизусть учить тотчас.
Попугая не дразнить, С камеристкой в дружбе жить («Здрасьте, Марья Семеновна!»), Чистить щеточкой «бижу» И водить гулять Жужу («Пойдем, собачечка!»). На ночь надо Вам попеть, С поцелуями раздеть, Притушить кругом огни — Завтра съемка… ни-ни-ни («Что вы, с ума сошли?»). И сказать, сваривши чай: — Гуд-бай!
Ожидая Вас — не спать, В телефон — не проверять, Не совать свой нос в «дела», Приставая: «Где была?» («А вам какое дело?»)
И когда под утро злой Вы являетесь домой — Не вылазить на крыльцо, Сделать милое лицо. — Замолчи, Жужу, не лай!.. Гуд-бай!
Так проживши года три, Потерять свое «эспри», Постареть на десять лет И остаться другом?.. Нет!
Чтоб какой-нибудь прохвост, Наступивши мне на хвост, Начал роль мою играть И ко мне Вас ревновать?
Нет. Уж лучше в нужный срок Медленно взвести курок И сказать любви: «Прощай!..» Гуд-бай…
Минуточка
Ах, солнечным, солнечным маем, На пляже встречаясь тайком, С Люлю мы, как дети, играем, Мы солнцем пьяны, как вином.
У моря за старенькой будкой Люлю с обезьянкой шалит, Меня называет «Минуткой» И мне постоянно твердит:
«Ну погоди, ну погоди, Минуточка, Ну погоди, мой мальчик-пай, Ведь любовь— это только шуточка, Это выдумал глупый май».
Мы в августе горе скрываем И, в парке прощаясь тайком, С Люлю, точно дети, рыдаем Осенним и пасмурным днем.
Я плачу, как глупый ребенок, И, голосом милым звеня, Ласкаясь ко мне, как котенок, Люлю утешает меня:
«Ну погоди, ну не плачь, Минуточка, Ну не плачь, мой мальчик-пай, Ведь любовь наша — только шуточка, Ее выдумал глупый май».
Александр Вертинский 1914-1915