• Где твое счастье

    Где твое счастье,
    что рисует себе в блокноте в порядке бреда?
    Какого слушает Ллойда Уэббера,
    Дэйва Мэтьюса,
    Симпли Рэда?
    Что говорит, распахнув телефонный слайдер,
    о толстой тетке, разулыбавшейся за прилавком,
    о дате вылета,
    об отце?
    Кто ему отвечает на том конце?
    Чем запивает горчащий июньский вечер,
    нефильтрованным темным,
    виски с вишневым соком,
    мохито, в котором толченый лед (обязательно чтоб шуршал как морская
    мокрая галька и чтоб, как она, сверкал)
    Что за бармен ему ополаскивает бокал?
    На каком языке он думает? Мучительнейший транслит?
    Почему ты его не слышишь, на линии скрип и скрежет,
    Почему даже он тебя уже здесь не держит,
    А только злит?
    Почему он не вызовет лифт к тебе на этаж,
    не взъерошит ладонью челку
    и не захочет остаться впредь?
    Почему не откупит тебя у страха,
    не внесет за тебя задаток?
    Почему не спросит:
    — Тебе всегда так
    сильно
    хочется
    умереть?

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Мое сердце тоже

    Мое сердце тоже – горит, как во тьме лучина.
    Любознательно и наивно, как у овцы.
    Не то чтоб меня снедала тоска-кручина,
    Но, вероятно, тоже небеспричинно
    Обо мне не плачут мои вдовцы.
    Их всех, для которых я танцевала пташкой, —
    Легко перечесть по пальцам одной руки;
    Не то чтоб теперь я стала больной и тяжкой,
    Скорее – обычной серой пятиэтажкой,
    В которой живут усталые старики.
    Объект; никакого сходства с Кароль Буке,
    Летицией Кастой или одетой махой.
    Ни радуги в волосах, ни серьги в пупке.
    И если ты вдруг и впрямь соберешься нахуй, —
    То мы там столкнемся в первом же кабаке.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Тим, Тим

    им, Тим.
    Южный город-побратим.
    Пусть нас встретит теплый ветер
    Там, куда мы прилетим.
    Тим, Тим.
    Пьеса в стиле вербатим.
    Словно жизнь, непредсказуем,
    Словно смерть, необратим.
    Тим, Тим.
    Мальчик в лавочке «интим» —
    Окружен лютейшим порно
    И притом невозмутим.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Старая песня

    Звонит ближе к полвторому, подобен грому.
    Телефон нащупываешь сквозь дрему,
    И снова он тебе про Ерему,
    А ты ему про Фому.
    Сидит где-то у друзей, в телевизор вперясь.
    Хлещет дешевый херес.
    Городит ересь.
    И все твои бесы рвутся наружу через
    Отверстия в трубке, строго по одному.
    «Диски твои вчера на глаза попались.
    Пылищи, наверно, с палец.
    Там тот испанец
    И сборники. Кстати, помнишь, мы просыпались,
    И ты мне все время пела старинный блюз?
    Такой – уа-па-па… Ну да, у меня нет слуха».
    Вода, если плакать лежа, щекочет ухо.
    И падает вниз, о ткань ударяясь глухо.
    «Давай ты перезвонишь мне, когда просплюсь».
    Бетонная жизнь становится сразу хрупкой,
    Расходится рябью, трескается скорлупкой,
    Когда полежишь, зажмурившись, с этой трубкой,
    Послушаешь, как он дышит и как он врет –
    Казалось бы, столько лет, а точны прицелы.
    Скажите спасибо, что остаетесь целы.
    А блюз этот был, наверно, старушки Эллы
    За сорок дремучий год.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Перехокку

    Как они тебя пробивают, такую тушу?
    Только войдет, наглец, разоритель гнезд –
    Ты уже сразу видишь, по чью он душу.
    Ты же опытный диагност.
    Да, он всегда красивый, всегда плохой,
    Составом, пожалуй, близкий к небесной манне.
    А ты сидишь золотой блохой
    В пустом, дырявом его кармане –
    Бликуешь в глаза бесценной своей подковкой –
    Вся мельче булавки, тоньше секундной стрелки,
    Теплее всего рукам – у него под кофтой,
    Вкуснее всего – таскать из его тарелки;
    Все даришь ему подарки,
    Лепишь ему фигурки,
    Становитесь стеариновые огарки,
    Солнечные придурки.
    Морской песок, веселящий газ,
    Прессованный теплый воздух –
    Как будто в городе свет погас,
    А небо – в пятикаратных звездах.
    А без него начинаешь зябнуть,
    Скулить щенком, выть чугунным гонгом,
    И он тогда говорит – нельзя быть
    Таким ребенком.
    Становится крайне вежлив и адекватен.
    Преувеличенно мил и чуток.
    И ты хрипишь тогда – ладно, хватит.
    Я не хочу так.
    С твоих купюр не бывает сдачи.
    Сидишь в углу, попиваешь чивас:
    Ну вот, умела так много значить –
    И разучилась.
    Опять по кругу, все это было же,
    Пора, пора уже быть умней –
    Из этих мальчиков можно выложить
    Сад камней.
    Все слова твои будут задаром розданы,
    А они потом отнесут их на барахолку.
    Опять написала, глупенькая, две простыни,
    Когда могла обойтись и хокку.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Just In Case

    И я не знаю, что у тебя там –
    У нас тут солнышко партизанит,
    Лежит на крыше и целит в глаз.
    Заедешь? Перезвони ребятам,
    Простите, братцы, сегодня занят,
    Не в этот раз.
    Мы будем прятаться по кофейням,
    Курить кальян с табаком трофейным,
    Бродить по зелени шерстяной.
    Ты будешь бойко трещать о чем-то
    И вряд ли скажешь, какого черта
    Ты так со мной.
    А с самолета ведь лес – как ломкий
    Подробный почерк, река как венка.
    И далеко не везде весна.
    Озера льдистой белесой пленкой
    Закрыты словно кошачье веко
    Во время сна.
    Whanepoemanie you’ve been doing here since I left you?
    Слетай куда-нибудь, it will lift you.
    Из всех широт – потеплее в той:
    Там, знаешь, женщины: волос нефтью,
    Ресницы черной такой финифтью,
    Ладонь тафтой.
    На кухне вкусное толстый повар
    Из незнакомого теста лепит
    И пять котлов перед ним дымят.
    Лежи и слушай арабский говор
    Да кружевной итальянский лепет
    Да русский мат.
    И воздух там не бывает пресен,
    И бриз по-свойски за щечку треплет
    И совершенно не снятся те,
    Кто научил двум десяткам песен,
    Вину, искусству возвратных реплик
    И пустоте.
    Тут мама деток зовет – а эти ж
    Печеньем кормят отважных уток
    Буквально с маленьких грязных рук.
    И ты, конечно же, не заедешь.
    И кто сказал бы мне, почему так,
    Мой юный друг.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • И пока он вскакивает с кровати

    И пока он вскакивает с кровати, еще нетрезвый,
    Борется в кухне с кофейной джезвой,
    В темной ванной одним из лезвий
    Морщит кожу на подбородке и на щеке —
    Всех ее дел — быть выспавшейся да резвой,
    Доплывать до линии волнорезовой;
    Путешествовать налегке.
    И пока он грызет губу, выбирая между простым и клетчатым,
    Готовит наспех что-то из курицы и фасоли,
    Идет отгонять машину из гаража;
    Всех забот ее на день — ну, не обуглить плечи там,
    Не наглотаться соли,
    Не наступить в морского ежа.
    И когда под вечер в кафе он думает — тальятелле
    Или — вот кстати — пицца;
    Она остается, ужинает в отеле,
    Решает в центр не торопиться.
    Приобретает в жестах некую величавость,
    Вилку переворачивает ничком.
    Арабы все улыбаются ей, курчавясь,
    Как Уго Чавес,
    И страстно цокают язычком.
    И пока город крепко держит его когтями
    И кормит печалью, а иногда смешит —
    Она хочет думать, что ее здесь оттянет,
    Отъегиптянит,
    РазШармашит.
    Нет, правда, ее раскутали здесь, раздели
    И чистят теперь, изгвазданную в зиме.
    Не нужно ей знать, кто там у него в постели, на самом деле.
    И на уме.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • И когда вдруг ему казалось

    И когда вдруг ему казалось, что ей стало больше лет,
    Что она вдруг неразговорчива за обедом,
    Он умел сгрести ее всю в охапку и пожалеть,
    Хоть она никогда не просила его об этом.
    Он едет сейчас в такси, ему надо успеть к шести.
    Чтобы поймать улыбку ее мадонью,
    Он любил ее пальцы своими переплести
    И укрыть их другой ладонью.
    Он не мог себе объяснить, что его влечет
    В этой безлюдной женщине; километром
    Раньше она клала ему голову на плечо,
    Он не удерживался, торопливо и горячо
    Целовал ее в темя.
    Волосы пахли ветром.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Гумилев

    Милый Майкл, ты так светел; но безумие заразно.
    Не щадит и тех немногих, что казались так мудры.
    Ты велик, но редкий сможет удержаться от соблазна
    Бросить радостный булыжник в начинателя игры.
    Очень скоро твое слово ничего не будет весить;
    Так, боюсь, бывает с каждой из прижизненных икон.
    Ты ведь не перекричишь их; и тебя уже лет десять
    Как должно не быть на свете.
    Неприятно, но закон.
    Что такое бог в отставке? Всех давно уже распяли.
    Все разъехались по небу, разошлись на горний зов;
    Очень страшно не дождаться той одной фанатской пули,
    Рокового передоза, неисправных тормозов.
    Это все, что нужно людям, чтоб сказали «аллилуйя!»,
    Чтоб раскаялись, прозрели и зажгли бы алтари.
    Чтоб толпа сказала – «Майкл, вот теперь тебя люблю я»,
    Чтобы мир шептался скорбно о тебе недели три;
    Милый Майкл, это участь всех, кто Богом поцелован,
    Золотой венец пиара, шапка первой полосы.
    А пока ты жив – ты жертва, пожилой печальный клоун:
    Тыкать пальцами, кривиться, морщить глупые носы.
    Ну, ходи в очках да космах, при своих сердечных спазмах;
    Каково быть старой куклой? Дети делаются злей
    И с какого-то момента поднимают – только на смех;
    Время закругляться, Майкл, человек и мавзолей.
    Это, знаешь ли, последний и решающий экзамен;
    Лакмус; тест на профпригодность; главный одиночный бой.
    У тебя еще есть время что-то сделать с тормозами.
    И тогда я буду первой, кто заплачет над тобой.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (0 голосов, в среднем: 0 из 5)
    Читать далее
  • Про любовь

    Морозно, и наглухо заперты двери.
    В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
    В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
    Безмолвный и полный, приходит пи*дец.
    Друзья оседают по барам и скверам
    И греются крепким, поскольку зима.
    И только пи*дец остается ей верным.
    И в целом, она это ценит весьма.
    Особо рассчитывать не на что, лежа
    В кровати с чугунной башкою, и здесь
    Похоже, все честно: у Оли Сережа,
    У Кати Виталик, у Веры пи*дец.
    У Веры характер и профиль повстанца.
    И пламенный взор, и большой аппетит.
    Он ждет, что она ему скажет «Останься»,
    Обнимет и даже чайку вскипятит.
    Но Вера лежит, не встает и не режет
    На кухне желанной колбаски ему.
    Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
    По пятницам. Полный. И сразу всему.

    Вера Полозкова

    1. 5
    2. 4
    3. 3
    4. 2
    5. 1
    (1 голос, в среднем: 5 из 5)
    Читать далее