День отошел и все с собой унес:
Влюбленность, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, темный плен волос,
Смех, шепот, игры, ласки, шутки, споры.

Поблекло все — так вянут вмиг цветы.
От глаз ушло и скрылось совершенство,
Из рук ушло виденье Красоты,
Ушел восторг, безумие, блаженство.

Исчезло все — и мглою мир объят,
И день святой сменила ночь святая,
Разлив любви пьянящий аромат,
Для сладострастья полог тьмы сплетая.

Весь часослов любви прочел я днем
И вновь молюсь — войди же, Сон, в мой дом!

Джон Китс (Перевод — В. В. Левика)

ПОСЕЩЕНИЕ ОКСФОРДА
Вот готический стиль:
К небу тянется шпиль,
На колоннах — святые отцы.
Рядом арка и дом,
Арка тронута мхом,
Дом приветствует — «Вильсон. Квасцы».
Студиозусов рой:
Не увидишь порой
Ни единого за день профана;
Громоздится собор,
Заливается хор,
Ну и Ректору тоже — осанна!
Очень много травы,
Очень много листвы
И оленей — не только для лирики;
И уж если рагу —
«Отче наш» на бегу,
И к тарелкам бросаются клирики.

Джон Китс (Перевод Д.Шнеерсона)

Я полем шел — в тот час стрясают птицы
С зеленых кровель гнезд алмазный сор
И воинство, спеша в дневной дозор,
Велит щитам помятым распрямиться.
И вдруг природа знак дала раскрыться
Долинной розе, что своих сестер
Опередила и сладила взор,
Как жезл в руках Титании-царицы.
Мой нюх был сыт, расхожий аромат
Садовых роз ему претил — и что же? —
Ты роз прислал — я радостью объят,
И у меня мороз пошел по коже.
Их голоса чуть слышно говорят
О мирной радости, о дружбе нерасхожей.

Джон Китс (Перевод А.Парина)

Когда на свадьбе в бубны бьют, —
Да здравствует Дурак!
Когда девчонки в пляс идут, —
Да здравствует Дурак!
Разбита крынка с молоком, —
Да здравствует Дурак!
Подбита шубка ветерком, —
Да здравствует Дурак!
Вкруг бочки с пивом — ералаш, —
Да здравствует Дурак!
Садится Кэтти в экипаж, —
Да здравствует Дурак!
Мы пережарили свинью, —
Да здравствует Дурак!
Не сняли с рыбы чешую, —
Да здравствует Дурак!
Сэр Цап целуется с судьей, —
Да здравствует Дурак!
А мисс Царап — с пивной бадьей! —
Да здравствует Дурак!

Джон Китс

Из письма Джорджу Китсу и его жене
Пришли на Фейный Двор. Звонят. Ответа
Все нет и нет. Надежная примета:
В отлучке все. Великая досада:
Опять у Шей танцульки до упада!
В такие дебри могут заявиться,
Куда летать Малиновка боится,
Где в страхе даже ручеек целебный
Стремится к тени менее волшебной.
«Нет никого! Увы! — Принцесса звонко
Промолвила. — Была напрасной гонка.
Персидские кому вот эти перья
И крест алмазный покажу теперь я?
А Карлика с Шутом? А Обезьяну?
Отахейтанца-мула без изъяна?
Шут, Карлик, Обезьяна, двери ну-ка
Сломайте! Что вы замерли без звука?
Вот выпорю — так будет вам наука!»
Шут, Карлик, Обезьяна друг на друга
Взглянули, растерявшись от испуга,
Но бедный Карлик в страхе непритворном
Заговорил размером стихотворным:
«Мы знаем то, что даже вы, Принцесса,
Прослушаете не без интереса:
Три правила Волшебного Жилища.
Нельзя (для размышленья — вот вам пища!)
Из жезла Феи делать кнутовище.
Нельзя храпеть у Феи на приеме,
И, главное, коль нету Фей в их доме,
Никак нельзя их гостю быть развязным.
Я Принцем был — стал карлой безобразным.
Когда я посягнул на святость жезла,
Вся мерзость мира на меня полезла!
Ваш Шут, он тоже Принцем был, а ныне
Былого благородства нет в помине:
Всхрапнул он, дурень, на Балу волшебном!
Король копался в скважине замочной
У Фей — и Обезьяной стал бессрочной.
Не бейте нас, мы молим со слезами.
Живой пример — у вас перед глазами:
Мартышкою не станете ль вы сами?»
Покуда Карлик бормотал уныло,
Принцесса кнут на лилию сменила,
Стараясь вперекор сердцебиенью
Ничем не выдавать свое волненье,
Но все же задрожала, дав слабинку,
Как будто ветер тронул хворостинку.
Счастливый шанс! (Не дать бы только маху!)
И обезьяна в пляс пошла со страху,
И стала корчить всяческие рожи.
Принцесса зеркальце взяла — и что же?
На личико свое полюбовалась,
На Обезьяну, что вблизи кривлялась,
И, внешностью своей любуясь нежной,
Улыбкой озарилась безмятежной,
Подумав: «Осмотрю я местность ату:
Красавице нигде запрета нету!»
(Когда красавиц любопытство мучит,
Ничто их в жизни думать не научит,
И чем они пленительней и краше,
Тем раньше рухнет состоянье ваше!)
Подумала Принцесса, сладко млея:
С ее лицом ей будут рады Феи,
И молвила, взглянув на Обезьяну:
«Давай Отмычку. Нынче бить не стану».
«Одумайтесь!» — вскричали слуги страстно,
Но курице дождя просить напрасно,
И вынула Отмычку Обезьяна
Из-за Щеки, как будто из Кармана.
Красавица сие приспособленье
Отправила в замок без промедленья.
Дверь отворилась, и вошли герои:
Красавица и слуги с ней — все трое.
Закрылась Дверь волшебная (и — с Богом!).
Один лишь Мул остался за порогом.
Конец Песни XII
Песнь XIII
«Прекрасно! — молвил Мул и поднял Ухо
В приливе настроения и духа. —
Отброшу я серебряное стремя;
Носить седло — мучительное бремя
Тому, кто титул нашивал султанский.
(Я был и впрямь — Султан Отахейтанский!)
И если прав наш мистер Коротышка,
То нашей повелительнице — крышка!»
Мул, подойдя к раскидистому Дубу,
Тереться стал о сук, торчавший грубо.
Он терся, напрягаясь от натуги,
Пока не перетерлись все подпруги.
Седло — долой! Покончено с ездою!
Однако как расправиться с уздою?
«Усну-ка я притворно на полянке,
И пусть узду утащат Обезьянки», —
Решил хитрец, подумав, что уловки
Не разберут хвостатые воровки.
Он так и сделал. Тут же все решилось:
В мгновенье ока кража совершилась!
Ушастый бодренько вскочил на ножки,
И — топ-топ-топ! — по узенькой дорожке, —
В постели Браун — к черту рифмоплетство…

Джон Китс (Перевод Е.Фельдмана)

Как Англия прекрасна! Я готов
Не знать чужих полей, лугов, озер,
Не видеть, как красуется убор
Чужих, воспетых бардами лесов.
Но жажду я порой увидеть кров
Небес Эллады, южных звезд узор,
Хочу взойти на трон Альпийских гор,
Весь мир забыв средь гордых ледников.
Как Англия прекрасна! Нужны мне
Лишь ласки дочерей ее простых,
Лишь теплота их добрых, белых рук.
Но снится мне в мечтаниях ночных
Взгляд черных глаз и канцонетты звук
Над теплым морем ночью при луне.

Джон Китс (Перевод Г.Бена)

Как много бардов зряшно золотит
Времен упадок! К вящей из досад
То, что подобной пище был я рад;
Уж лучше б я оглох, или отит
Меня отвлек от песенных харит,
Я так устал от чувственных рулад,
С бесстыдством дело не пойдет на лад,
Как только не отбили аппетит.
Прислушайся, что только ни припас
Нам вечер: листьев шепот, пенье птиц,
Журчанье вод и шелесты страниц,
Звон колокола и обрывки фраз;
И как бы время ни валило ниц,
Все-все гармонию рождает в нас.

Джон Китс (Перевод В.Широкова)

Будь я красавцем, долетел бы стон
Сквозь ухо перламутровое эхом
До сердца твоего, назло помехам,
И был бы я за пыл вознагражден.
Но я не рыцарь доблестных времен,
И грудь мою не облекать доспехам,
Не пастушок блаженный, нежным смехом
Пастушке говорящий, что влюблен.
И все ж твержу: «Ты сладостна!», я брежу:
«Ты слаще сицилийских роз медовых
В хмельной росе, поящей допьяна!»
Я редкостной росой уста разнежу
И под луной нарву цветов пунцовых —
Мне колдовскую силу даст луна.

Джон Китс (Перевод А.Парина)

С улыбкой нимфы, голову склоня,
Ты взглядываешь искоса, украдкой.
В какой небесный миг своей повадкой
Ты обольстительнее для меня?
Уйдя ли в лабиринт беседы сладкой
Иль светлых дум? Встречая ль проблеск дня,
Когда танцуешь меж цветов, с оглядкой,
Чтоб их не смяла узкая ступня?
Ты создана столь сладостно, что дух
Займется, когда, превращаясь в слух,
Полураскроешь схожие с бутоном
Уста… Не легче ль мне умом смущенным
Решить, какая Грация бы двух
Подруг затмила перед Аполлоном?

Джон Китс (Перевод В.Потаповой)

Была б неделя веком, и дана
Была б еженедельно радость встречи,
Утыщерилась бы годов длина,
Ненадолго бы прерывались речи.
Мы жили б долго в крошечном пространстве,
А время приказало б долго жить,
И яростная радость дневных странствий,
Душе на славу стала бы служить.
О, с Инда возвращаться каждый вторник!
Лететь с Леванта каждый понедельник!
Отправился бы в путь любой затворник,
И вечно счастье пил любой бездельник!
О друг мой, это утро и канун
Во мне задели лучшую из струн.

ДЖон Китс (Перевод А.Парина)