Шепча про вечность, спит оно у шхер,
И вдруг, расколыхавшись, входит в гроты,
И топит их без жалости и счета,
И что-то шепчет, выйдя из пещер.
А то, бывает, тише не в пример,
Оберегает ракушки дремоту
На берегу, куда ее с излету
Последний шквал занес во весь карьер.

Сюда, трудом ослабившие зренье!
Обширность моря даст глазам покой.
И вы, о жертвы жизни городской,
Оглохшие от мелкой дребедени,
Задумайтесь под мерный шум морской,
Пока сирен не различите пенья!

ДЖон Китс (Перевод — Б. Л. Пастернака)

Старуха Мэг, цыганка,
Жила среди болот:
Ей был постелью бурый дерн,
А крышей — небосвод.
Плодами были ей стручки
Ракитова куста,
Вином — роса, а вместо книг —
Могильная плита.
Ей братом был скалистый холм,
Ее сестра — сосна;
С такой семьею Мэг жила,
Ничем не стеснена.
Не есть по многу дней подряд
Случалось ей порой,
И вместо ужина она
Следила за луной.
Из жимолости по утрам
Она венки плела
И с песнями свивала тис,
Лишь наступала мгла.
Циновки дряхлою рукой
Из тростников сплетала.
А после их среди цветов
Крестьянкам отдавала.
Как амазонка, Мэг была
Плечиста и сильна;
Из прутьев капор был у ней,
Плащ — алого сукна.
Господь, старуху упокой, —
Давно мертва она!

Джон Китс (Перевод В.Рогова)

Придите, девы, очи благонравно
Потупив, кроткий свет лия вокруг
Из-под невинных век, а тонких рук
Ладони так сложив, чтоб стало явно,
Что вы глядеть не мыслите без мук
На жертву вашей красоты тщеславной, —
На юного Леандра, что в неравной
Борьбе в пучину погрузился вдруг.
Он, бледные уста прижав к ланите
Прекрасной Геро, из последних сил, —
Провидя ночь души своей, — поплыл
Навстречу смерти… Чуть видны, взгляните,
Плечо, последний взмах его руки,
Влюбленного дыханья пузырьки.

Джон Китс (Перевод В.Потаповой)

На печаль махни рукой,
На ее причину,
Вздохом душу успокой,
Утоли кручину.
Что ж ты в цвете юных лет
Выглядишь уставшей?
Пусть исчезнет горе вслед
За слезою павшей.
Разразиться дай грозе,
Но пускай ненастье
Принесет в любой слезе
Завтрашнее счастье.
Ярче слезы, чем поток,
Напоенный светом,
И мелодий шепоток
Все нежней при этом.
И коль благо, и уют,
И надежды — всуе,
Песню скорбную споют
Наши поцелуи!

ДЖон Китс (Перевод Е.Фельдмана)

к вульгарному суеверию
Печальный звон колоколов церковных
К мольбам иным, к иным скорбям зовет,
Суля наплыв неслыханных забот
И проповедей мерзость празднословных.
Наш дух во власти колдовских тенет.
Он от бесед высоких, от любовных
Утех, лидийских песен, безгреховных
Отрад у камелька — нас оторвет.
Пробрал бы душу этот звон постылый
Ознобом, как могилы смрадный хлад,
Но, как хиреющей светильни чад,
Как вздох последний, сгинет звук унылый,
А имена Бессмертных с новой силой
В садах благоуханных зазвучат.

Джон Китс (Перевод В.Потаповой)

морской раковины и рукописи
стихотворений
от тех же молодых леди
Ужели кристалл чище горного льда
Тебе подарили голкондские недра?
Так радужной дымкой сияет вода,
Игрою колибри расцвечена щедро.
Ужели ты держишь и кубок златой,
Наполненный пенною влагой до края,
Украшенный дивно резьбою витой,
Где ловит Армиду Ринальдо, играя?
Ужели он твой — конь горячих кровей?
Ужели мечом ты владеешь по праву?
Твоя ли труба так поет средь ветвей?
Щитом Бритомартис снискал ли ты славу?
И что за цветами расшитая ткань
С плеча твоего ниспадает небрежно?
Быть может, то феи волшебная дань —
Иль знак, что сей даме ты служишь прилежно?
О доблестный рыцарь! Сколь щедры дары,
Которыми юность тебя наделила!
В ответ пред тобой расстилаю миры,
Где я — властелин, были б только чернила!
Чудесная сказка про цепь и венок
Сложилась из тонко начертанных знаков.
Причастный поэзии — не одинок.
Для чутких сердец сей закон одинаков.
То эльфы соткали незримый покров,
Где скорбь Оберона витала над чащей.
Покинут Титанией, горек, суров,
Стенал Оберон над округою спящей.
И вторила лютня напевам души,
Аккордам внимала в ночи Филомела.
И духи небес затаились в тиши,
Роса, со слезами мешаясь, горела.
Под пологом этим отныне всегда
Звучать будут струн неземных переливы.
Над музыкой сердца не властны года,
И живы в душе Оберона призывы!
В минуты, когда возвышается дух,
Пред розой главу преклоню изумленно.
Волшебную сказку, звучащую вслух,
Лишь эхо нашептывать будет влюбленно.
Прощай, славный Эрик! Сколь щедры дары,
Которыми юность тебя наделила!
В ответ пред тобой расстилаю миры,
Где я — властелин, были б только чернила.

ДЖон Китс (Перевод О.Кольцовой)

Прекрасны луч заката и ракиты,
Округлые холмы и городок,
Но только сердце мучит холодок,
Как будто повторился сон забытый.
В бою с Зимой болезненной добыта
Бескровность Лета на ничтожный срок.
Здесь небо — хладной красоты чертог:
Свет звезд угрюм. От скорби нет защиты!
Кто, словно Минос, может оценить
Суть Красоты не в мертвенном обличье,
Что придают ей вымысел и спесь?
О Бернс! Я громко пел твое величье,
Но лик свой ныне тучами завесь!
Мне горько небеса твои хулить.

ДЖон Китс (Перевод А.Парина)

Аладдинов джинн покуда
Не творил такого чуда;
Колдунам над Ди-рекою
И не грезилось такое;
Сам апостол Иоанн,
Что провидел сквозь туман
В небе, заревом объятом,
Семь церквей, сверкавших златом,
Не видал таких красот.
Я вступил под строгий свод;
Там на мраморе нагом
Некто спал глубоким сном.
Море брызгами кропило
Ноги спящему и било
О каменья край плаща;
Кудри, по ветру плеща,
Вкруг чела вились тяжелым
Золотистым ореолом.
«Кто сей спящий? Что за грот?» —
Я шепнул, рукой дрожащей
Тронув юношеский лик.
Юный дух очнулся вмиг,
Встал и молвил мне в ответ:
«Смерть мою воспел поэт.
Лисидасом-пастухом я зовусь,
А здесь мой дом:
Он воздвигнут Океаном.
В нем волна гудит органом;
И паломники-дельфины,
Жители морской пучины,
Жемчуга собрав на дне,
В дар сюда несут их мне.
Но увы — сменился век:
Ныне дерзкий человек
Волны бороздит упрямо,
Не щадя Морского Храма.
Горе мне, жрецу: бывало,
Вод ничто не волновало;
Хор пернатых певчих встарь
В небесах парил; алтарь
Охранял я от людей,
Ризничим был сам Протей.
А теперь людские взгляды
Сквозь скалистые преграды
Проникают вглубь — и вот
Я решил покинуть грот,
Бывший мне укрытьем прежде:
Он доступен стал невежде,
Яхтам, шлюпкам, челнокам,
Щеголихам, щеголькам
С их грошовою кадрилью!
Но, противясь их засилью,
Грот в пучину канет вскоре»…
Молвив так, он прыгнул в море —
И пропал!

ДЖон Китс (Перевод Е.Баевской)

«ПОВЕСТЬ О РИМИНИ»
Ты любишь созерцать зарю вполглаза,
Прильнув к подушке наспанной щекой?
Очарованью этого рассказа
Поддайся — и проникнешься тоской
По луговине с плещущей рекой.
Твой медлит взор: небесный блеск не сразу
Он пьет, скользя по Веспера алмазу.
Тебя объемлет звездный свет, покой,
Как этот стих о ночи, осиянной
Божественной охотницей Дианой.
А если ты отчасти моралист,
Твой дух найдет в бору приют желанный,
Где ель роняет шишки, воздух мглист,
Поют зорянки, сохнет палый лист.

Джон Китс (Перевод В.Потаповой)

О, белая жемчужина, усни!
Тебе молиться стану на коленях,
Тебе просить у Неба благодати.
Хочу дышать тем счастьем, что тебя
Со всех сторон так плотно окружает.
Владычица моя, недуг мой нежный,
Восторг внезапный, страстная любовь!

Джон Китс (Перевод Е.Фельдмана)